Анжелика. Победа [= Триумф Анжелики ] - Анн Голон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, сожалея, что не захотела поднять паруса, ты думала о нас…
Анжелика вспомнила состояние души, когда она плыла вниз по течению Сен-Лорана.
— Я вспомнила о Шарьо, он предсказывал мне путешествие, о возможности которого я предпочла бы не знать. Но это было ребячеством с моей стороны. И затем я вспомнила, что вы мне говорили об успехе.
— И не о случайной победе. О триумфе. За этим последует новая жизнь — вот каков твой удел, к которому ты продвигаешься, и который приближается. Также, угадав твое сожаление, мы взяли наши карты, заперли дом и отправились в порт, где в назначенный час ждал нас человек из Лондона в красном рединготе и его лейтенант в голубом камзоле. И вот мы здесь… Но сначала перейдем в тень, где нет ветра и выпьем чаю, поскольку для него пришло время.
На очаг, сложенный из трех камней, который находился в углу, Номи поставила котелок, наполненный водой.
Меблировка была более чем скромной. Стол состоял из доски, положенной на козлы.
Вязанки соломы, брошенные на утоптанный земляной пол и кормушка с зерном, свидетельствовало о том, что это место служило, как кормушка или хлев.
Молодые англичанки утверждали, что прекрасно провели ночь под охраной моряков, которые бодрствовали у костра снаружи, и которым они время от времени выносили чай.
Суровые англичане убеждались в очередной раз, что колонисты из Новой Англии делали все не так, как другие, и что с их стороны они предпочли бы джин или ром, добавленные в этот прекрасный чай. Британская метрополия еще не знала вкуса чая, точнее не привыкла к нему, в то время как пуритане Нового Света, диссиденты, баптисты, конгрегационалисты в своих скитаниях по Нидерландам или через присоединение Нового Амстердама к Америке, переняли у голландцев эту редкую и дорогую привычку, пришедшую из Китая. Сначала его употребляли в лечебных целях, затем, как признак роскоши, свойственный для высшего общества.
Это стало не модой, а больше того — ритуалом. В Массачусетсе во всех домах влиятельных людей в определенный час пили китайский чай, и Анжелика у госпожи Кранмер видела специально отведенную для этого комнату небольших размеров, обычно выходящую в переднюю.
Она улыбнулась, увидев, как они достали из своих бедных узелков и расставили на столе изящные фарфоровые чашечки из Китая, из которых по утверждению знатоков только и надлежало пить этот напиток. Они благодарили торговлю, почитали редкость листа и посуды, привезенных из таких далеких краев усилиями моряков, они благославляли прочность кораблей, построенных на стапелях Нового Света.
Рут сказала, что эти чашечки и чайник были подарены им госпожой Кранмер в знак благодарности за уход и спасение ее отца, Сэмюэля Уэкстера.
Она пожаловалась, что не может приготовлять по причине отсутствия составных частей чудодейственный лечебный напиток, который ее научили пить для поддержания сил: очень крепкий настой чая, смешанный с яйцами и молоком, сметаной, ванилью и хлебом, поджаренным на масле…
Затем гостью спросили о состоянии здоровья и новостях от «младенчиков», близнецов и пропели колыбельную, которая их убаюкивала:
Верни назад, верни назад, Верни назад мою шляпку.
Ветер дует над океаном, Ветер дует над морем…
Кто-то их позвал и прервал песню.
Человек в голубом камзоле подавал им знаки, размахивая пистолетами.
— Кто-то идет! — крикнул он.
Женщина взбиралась по горной дороге, она бежала несмотря на крутизну склона и тяжелую корзину, которую она держала на спине, и маленькие корзиночки у нее в руках. Она была охвачена возбуждением. Пряди волос выбились из-под чепчика и развевались по ветру.
— Это ваша подруга Абигаэль Берн.
Никогда еще Анжелика не видела Абигаэль Берн в таком небрежном виде. Однако она хоть и с трудом, но узнала в этой растрепанной женщине, навьюченной, как осел, спокойную Абигаэль, подругу со скал.
— А! Наконец-то я вас нашла! — вскричала она, завидев их. — И вы здесь, Анжелика! Слава Богу! Мы спасены!
Она поставила на землю свою ношу и, запыхавшаяся и порозовевшая стала пытаться убрать волосы под чепчик.
— Габриэль меня запер, чтобы помешать принять вас и оказать помощь вашим подругам, прибывшим из Новой Англии. Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о подобном сумасшедствии, охватившем человека, который… никогда ничего подобного я от него не ожидала! Он разве что не заткнул мне рот кляпом!..
Она с трудом удерживала слезы.
— Во всяком случае он закрыл меня в пристройке и таким образом, что я не могла ответить на ваши призывы, когда вы постучались в наш дом, — добавила она, повернувшись к англичанкам, — я не могла подать сигнал ни вам, ни кому-либо другому.
— Кто вас освободил?
— Лорье… Не правда ли, стыдно, что маленький мальчик стал свидетелем того, как его отец обращается со своей женой… Я всего лишь приемная мать, но малыш, похоже, уважает и любит меня… Это недостойно!..
Она отдышалась. Ее напряжение прошло. Было видно, что после такого взрыва, несвойственного ее характеру, она чувствовала себя обессиленной.
— Но какая муха их всех укусила? — простонала она. — Они как с цепи сорвались!
Готовая заплакать, она уткнулась в плечо Анжелики.
— О, Анжелика! Я так его любила!.. Что теперь со мной будет, если он сошел с ума, мой Габриэль, как и другие?..
— Выпейте чаю, мы только что его приготовили, он еще горячий, — стали ее успокаивать англичанки.
Женщины окружили ее и увели в тень.
Номи налила розоватую жидкость в чашки.
— Как видите, нас не бросили на произвол судьбы, дорогая мисс Берн. У нас есть чай, хлеб для подкрепления сил и… охрана.
Она указала на мужчин, расположившихся поодаль и продолжавших следить за подступами к жилищу.
Абигаэль сказала:
— Я принесла вам продукты и напитки, и мне пришлось захватить несколько платьев на смену, потому что я не знаю, вернусь ли я под кров этого тирана…
— Абигаэль! А ваши дочурки?..
— Северина увезла их по приказу отца… словно я недостойная мать, которую надо избегать… Вы представляете себе подобное заблуждение?..
— Пейте чай, поговорим позже…
Абигаэль послушалась и стала успокаиваться. Она качала головой.
— Правда, что Габриэль очень изменился… Он больше не тот, с тех пор, как произошел случай с Севериной.
— Что случилось с Севериной? — спросила обеспокоенная Анжелика, правда быстро сообразив, что уж если она увезла сестер, то по крайней мере жива, а это — самое главное.
— Ах, да! Вы же ничего не знаете… — вздохнула Абигаэль. — Весной этого года, перед вашей встречей с Онориной, вы проезжали через Голдсборо и были у нас. Но вы уехали так быстро, что у нас не было времени поговорить. Вы должны были поместить Онорину в пансион в Монреале, и это так грустно. Мы больше не увидим ее, — Абигаэль снова расстроилась и залилась слезами.